Впервые я осознал себя отчётливо в возрасте около двух лет. С матерью и отцом мы были в весеннем лесу. Солнечные лучи огненными столпами прорывались сквозь кроны сосен, отражаясь в ярко-зелёной траве и соцветиях едва раскрывавшихся ландышей.
Второе воспоминание связано с церковью. Вообще-то родители мои особой религиозностью никогда не отличались. Но тут по какому-то случаю мы оказались с матерью в Никольском морском соборе. Кажется, отпевали какую-то её сослуживицу. Впечатление, произведённое на меня храмом, оказалось сродни впечатлению, произведённому сосновым лесом. И с тех пор я ношу их -- храм и природу -- внутри себя и пытаюсь служить им, как умею.
Много лет прошло, пока я решился сам в первый раз преодолеть порог храма. Нехристь -- я не решался сложить руку в крестном знамении. Тем упоительнее было соучаствовать в богослужении, подпевая неверным голоском старушачьему хору. Природе я решился служить, изучая её, как это делали мать, и дядя, и дед, и ещё многие люди вокруг. С матерью я поехал на север, на Море, и море показалось мне высшим из проявлений Природы. И всё-таки где-то там, в глубине, я знал, что я не такой, как мать и все эти люди вокруг. И понимал, что не смогу сделать из Природы препарат, положить его под микроскоп, а потом писать про это статьи. Нет, конечно, если придётся -- смогу. Только -- зачем?! И тогда я подспудно понял, что буду писать. Когда-нибудь потом.
Ох, эти первые опыты, когда ты осознаёшь себя на страницах мальчишеского дневника или в листках школьного сочинения. Первые стихи. Не те, что состряпал ты по заказу, а те, что неожиданно вдруг полились откуда-то, как будто сами собой. Удивительное ощущение внутренней уверенности в себе и сознание, что ты -- поэт. Пусть об этом ещё кроме тебя самого никто и не догадывается.
Креститься поехал я в деревенскую церковь, затерянную в просторах Псковщины. Церковь была деревянной, а священник разъезжал по прихожанам на мотоцикле. Он очень удивлялся, когда я, вместо того чтобы вести с ним богословские беседы, уходил куда-нибудь в лес.
Причащаться потом удавалось тоже лишь вдалеке от города. Где-нибудь на Валааме или Соловках. Плотью, кровью и удивительным острым островным духом, живо проникавшим во все поры и лакуны обомлевшего организма. Как быть? Сделаться остепенённым учёным мужем или бросить всё и податься в попы? Нет, лучше уж воспевать парадоксы подлунного мира и восхвалять его бессмертного Создателя.
Так стал я писать, а потом и на словах рассказывать путешественникам про Бога и мир.